раздел 3, Песнь о себе

Предисловие

В этом стихотворении Уитмен говорит о нескончаемых толках «говорунов», которых ему годами приходилось слушать. Подобные «говоруны» – философы или политики, ученые или проповедники – всегда «говорят о начале и конце», «рождении и смерти», убеждают, что вся жизнь должна быть поделена на части, обособленные и несвязные. В этом (как и в предыдущем) стихотворении слова, которые поэт использует в качестве акта выражения мнения: говорить (“talk”), обсуждать (“discuss”), полагать (“reckon”), - имеют корни с этимологическим значением «расщеплять», «раскладывать по ячейкам», «разламывать». Уитмен же подчеркивает свое отличие от подобных идеологов: «А я не говорю ни о начале, ни о конце». Автор «Песни о себе» чествует «сиюминутное», хрупкое мгновение жизни, момент настоящего, миг – всегда лишь тот, в котором живем. Четырехкратное повторение им слова «теперь», с акцентом на «здесь и сейчас» подразумевает одновременно и ту минуту, когда Уитмен пишет поэму, и ту, когда мы читаем ее.

Уитмен отрицает всякое разделение, стремление к иерархизации и славит «вечную ткань из различий и тождеств», из которой мы и сами буквально сотканы: рожденные от матерей и отцов, а ранее - от их матерей и отцов, также «слепленных» из непрерывного потока вселенских атомов - потока создающего каждого из нас.

Все наши «отличия» есть не более чем результат воссоединения таковых - в «вечном плодородном движении мира», сближении полов, которое снова и снова сводит индивидов для создания им подобных – индивидов, которые никогда не должны забывать о непрерывном взаимодействии мира, породившем их.

Даже очевидное разделение между плотью и духом - лишь иллюзия, утверждает Уитмен, - ибо только слияние тела и души порождают личность. В противном случае: «У кого нет одного, у того нет и другого». Ныне кажется, что мы обладаем лишь «видимым» - материальной плотью, но настанет день, когда мы утратим тела и перейдем в область «незримого». И став «невидимыми», в свою очередь получим подтверждение нашего былого бытия теми «носителями тел», которые появятся в процессе «вечного плодородного движения мира». «Как и мы, живущие», есть доказательство существования многих поколений умерших, породивших нас. Нет ни «начала», ни «конца»: рождение и смерть – не более чем слова, способные легко ввести в заблуждение, помешать осознанию непрерывности природы жизни, пониманию непрекращаемого акта взаимопорождения, в коем нет различий между рождением и смертью. В никогда не прекращаемом «теперь» всему суждено существовать и ничему не кончаться.

Потому-то Уитмен отвергает все попытки поделить мир на «начала» и «концы», «лучшее» и «худшее», «добро» и «зло». Он молчит, «покуда люди спорят» и, вместо досужих разговоров предпочитает пойти «купаться и восхищаться собою», праздновать краткий и одновременно вечный миг настоящего, в котором поэт обитает (ибо всегда существует «теперь» - и только «теперь»). Любовница ("bed-fellow"), которая «ласкает и спит рядом всю ночь» в первоначальной редакции «Песни о себе» отождествлялась с Богом.* Бог для Уитмена есть любящий и нежный друг, каждое утро оставляющий поэту «корзину», наполненную сюрпризами, новыми возможностями. Каждый день, каждый теперешний миг и есть подобная корзина, но, увы, многие из нас до селе «укоряют свои глаза» - дабы только не видеть этого дара - и напрасно теряют мгновения настоящего, деля и подсчитывая лже-ценности, исчисляя несуществующие цены на счастье и счета - за жизнь.

—EF

*Cf. N. Murray's essay in Resources (section "Other Materials of Interest")
 
Я слышал, о чем говорили говоруны, их толки о начале и конце,
Я же не говорю ни о начале, ни о конце.
Никогда еще не было таких зачатий, как теперь,
Ни такой юности, ни такой старости, как теперь,
Никогда не будет таких совершенств, как теперь,
Ни такого рая, ни такого ада, как теперь.
Еще, и еще, и еще,
Это вечное стремление вселенной рождать и рождать,
Вечно плодородное движение мира.
Из мрака выходят двое, они так несхожи, но равны: вечно
материя, вечно рост, вечно пол,
Вечно ткань из различий и тождеств, вечно зарождение жизни.
Незачем вдаваться в подробности, и ученые и неучи чувствуют,
что все это так.
Прочно, и твердо, и прямо, скованные мощными скрепами,
Крепкие, как кони, пылкие, могучие, гордые,
Тут мы стоим с этой тайной вдвоем.
Благостна и безмятежна моя душа, благостно и безмятежно все,
что не моя душа.
У кого нет одного, у того нет другого, невидимое утверждается
видимым,
Покуда оно тоже не станет невидимым и не получит утверждения
в свой черед.
Гоняясь за лучшим, отделяя лучшее от худшего, век досаждает
веку,
Я же знаю, что все вещи в ладу и согласии.
Покуда люди спорят, я молчу, иду купаться и восхищаться
собою.
Да здравствует каждый орган моего тела и каждый орган
любого человека, сильного и чистого!
Нет ни одного вершка постыдного, низменного, ни одной доли
вершка, ни одна доля вершка да не будет менее мила, чем
другая.
Я доволен - я смотрю, пляшу, смеюсь, пою;
Когда любовница ласкает меня, и спит рядом со мною всю ночь,
и уходит па рассвете украдкой,
И оставляет мне корзины, покрытые белою тканью, полные до
краев,
Разве я отвергну ее дар, разве я стану укорять мои глаза
За то, что, глянув на дорогу вослед моей милой,
Они сейчас же высчитывают до последнего цента точную цену
одного и точную цену двоих?
 
Я слышал, о чем толкуют говоруны, их пересуды о начале и конце
А я не говорю ни о начале, ни о конце.
Никогда не случалось таких начал, как сейчас,
Ни такой юности или зрелости, как сейчас,
Ни совершенства совершеннее, чем сейчас,
Ни лучшего рая, ни худшего ада, чем сейчас.
Еще, и еще, и еще.
Вечно-вселенское побуждение порождать.
Из полумрака выходят разные, но равные:
вечные сущности,
вечное нарастание, вечное слияние,
Вечная связка различий и тождеств, вечное семя жизни.
Разъясняться - бессмысленно, ученые, неучи равно чувствуют это.
Убежденные, самой прочной уверенностью, статные и стойкие, скрепленные воедино,
Крепкие, словно кони, нежные, непревзойденные, неимоверные,
Стоим здесь мы: Я и тайна моя.
Чиста и прекрасна душа моя, чисто и прекрасно все, что не есть душа моя.
Где нет одного, там нет и другого, незримое доказуется зримым,
Пока само не станет незримым, и не докажется в свой черед.
Проявляя лучшее, отделяя его от худшего, век досаждает веку,
Я же, ведающий предметы в их беспристрастии и единстве,
покуда прочие спорят – молчу
и просто иду купаться и любоваться собой.
Да здравствует каждый орган, изгиб моего тела, и тела всякого, кто здоров и чист.
В нем нет ни частички, ни дюйма низменного, и ничто отдельное, не стоит дороже, чем остальное.
Я доволен - смотрю, танцую, смеюсь, пою,
Когда любовница ночь напролет ласкает меня, и спит у меня под боком, и тихо уходит, чуть просочится день,
Оставив корзины, покрытые белыми полотенцами (от их полноты сам дом кажется больше).
Помедлю ли я принять их, открыть их, и стану ли я укорять глаза
За то, что они, глянув ей вслед на бегущую вниз дорогу,
Тотчас высчитают до цента
Точную цену одной, точную цену другой и ту, которая выше?

Послесловие

«Тут мы стоим с этой тайной вдвоем», - провозглашает Уитмен аккурат в середине третьего стихотворения. Эта строка служит своего рода шарниром между осознанием «вечного стремления Вселенной рождать и рождать» и восторженным откровением о неизвестной любовнице, покидающей поэта на рассвете.

О какой тайне он говорит? Вечное сиюминутное, «вечная ткань из различий и тождеств», роднящая нас с другими, соединяющая прошлое и будущее, словотворчество и мироздание. Удивительно, чего поэт достигает одним коротким словом «тут», которое одновременно используется и как существительное (в значении «это место»), и как прилагательное (по ту- и по эту- сторонняя тайна), и как наречие – в своем прямом значении. Согласно Уитмену, даже противоположные сущности могут быть связаны воедино, во имя таинства бытия: тела твердые и жидкие, живые и мертвые, не рожденные и не обретшие собственного «Я», обитающие тут и там - все соединены меж собой. Средь них и обитает поэт – ибо все на свете принадлежит ему, равно как не принадлежит ничего – парафраз строки, ненавязчиво иллюстрирующей всеобъемность и неохватность существования.

«У кого нет одного, у того нет и другого», - еще одна знаковая – хотя и не подчеркнуто знаковая – строка, до селе звучащая в памяти многих поэтов. Всего четыре ударных слога живописуют венчание двух душ, столь схожих и столь не схожих меж собой, что, по сути, предвосхищает мечту создателя «Песни о себе», как и само построение поэмы. Ведь то, о чем поэт грезит под покровом темноты, в объятиях Бога ли, возлюбленной ли – есть основополагающее единение всего сущего, видение о вечности, которая несравненно шире и ада, и рая. Любовница, исчезающая на рассвете – не образ мимолетного удовольствия, но символ таинственного перехода от пустоты к изобилию: ибо корзины уже покрыты белыми полотенцами….

—CM

Вопрос

Кто такие, по Вашему мнению, эти «говоруны» и «спорщики», стремящиеся отвлечь наше внимание от бесценности «мгновения»? Возможно ли когда-нибудь заставить их замолчать, дабы полностью сосредоточиться на «моменте настоящего»?

Languages and Sections